В X–XIII вв. в процессе текстуализации суфийского учения решается важнейшая задача легитимации суфизма и помещения его в рамки «правоверного» ислама. Именно поэтому авторы этого периода стремятся представить суфизм как авторитетную «науку», использующую методы и приемы других мусульманских наук. Другой важной стороной процесса легитимации суфийского движения становится создание его благочестивой истории, возводящей корни этого учения к временам пророка Мухаммада. В биографических и агиографических сочинениях этого периода впервые конструируется история суфийского движения, в которую ретроспективно включаются приверженцы аскетических практик первых веков ислама, а также представители локальных мистико-аскетических движений, с которыми суфизм столкнулся при распространении своего влияния за пределы Багдада. Одним из таких движений стали представители учения «порицающих» (malāmatiyya), которое первоначально являлось одним из региональных конкурентов суфизма, однако, как мы видим из сочинений X–XIII вв., его представители, идеи и практики активно инкорпорировались в «суфийскую науку» и становились частью конструируемой суфиями истории мусульманского благочестия.

   Данная статья посвящена анализу процесса зарождения, развития и трансформации «булгарской идеи» у ваисовцев вместе с зарождением и эволюцией учения и практического движения ваисовцев на протяжении начала 1870-х — начала 1920-х гг. Выбор этого хронологического отрезка в полстолетия обусловлен, с одной стороны, определенными историографическими лакунами и, во-вторых, наличием автохтонных и релевантных письменных свидетельств, говорящих голосом самих «ваисовцев». За пределами данной статьи сознательно оставлены события, связанные с т. н. «необулгаристами» конца ХХ — начала ХХI вв., довольно хорошо освещенные в работах В. Шнирельмана, Т. Уямы и С. Цвиклински. Также в статье лишь косвенно затрагиваются примеры разнообразного проявления «булгаризма» в татарской интеллектуальной среде и историографическом поле ХIХ столетия (освещенная в работах М. А. Усманова, А. Франка, М. Кемпера и др.).

   Настоящее исследование посвящено формированию представления о национальной истории татар-мусульман на страницах периодической печати Российской империи начала ХХ в. Работа основана на анализе материалов журнала «Шура» (1908–1917). Дискуссии об истории тюрко-татар строились вокруг понятий «своя история» (тарихымыз) и «национальная история» (тарих-е милли и милли тарих). Представления о «своей истории» в журнале «Шура» формировались через построение «славной истории» тюрок и создания образа цивилизованной (мәдәни) нации. Рассуждения о национальной истории позволяют судить о том, кого авторы публикаций относили к категории «наши предки» и какие черты им приписывали. Интерпретация истории тюрко-татар рассматривается в качестве присущей данному, отдельно взятому изданию (А. Ассман).

   В статье анализируется конструирование коллективной памяти с помощью образа генерал-майора российской императорской армии, впоследствии бригадного генерала Османской армии, Мусы Алхастовича Кундухова (1818–1889). Рассматривая Мусу Кундухова в качестве фигуры памяти, автор показывает, как на протяжении более чем ста лет бытования его образа ряд авторов использовал его для конструирования коллективных идентичностей, формирования памяти о событиях и травмах. В статье анализируется, как фигура Кундухова трансформировалась в различных нарративах в зависимости от их включенности в актуальные дискуссии, то «возрождаясь», то предаваясь «забвению».

   Раскрепощение мусульманок и гендерная политика большевиков в отражении агитационных плакатов позволяют под иным углом взглянуть на мягкие социокультурные реформы в советском Туркестане. Визуальная агитация являлась средством культурного трансфера европеизированных и светских норм в патриархальное общественное и семейное пространство, а также инструментом перекодирования мировоззрения коренных народов региона. Статья посвящена визуальной агитации, анализируются принципы функционирования плакатов о раскрепощении мусульманок в культурно-сложном обществе. Агитационные плакаты рассматриваются как инструмент модернизации жизненного пространства горожанок, кочевниц и селянок. Отчасти затрагиваются потенциальные пределы восприятия образов женщин коренных народностей региона, для чего привлекаются теоретические работы советских искусствоведов. Производится попытка проанализировать визуальную агитацию в культурно-психологическом контексте, а также с точки зрения художественных особенностей изображений. Визуальная агитация изучается как важный компонент эмансипации, которая в первой половине 1920-х занимала ведущую роль в продвижении ценностей советских феминисток. Агитационные плакаты подталкивали женщин к разрыву с религиозной идентификацией и прививали европеизированные нормы жизни в светском обществе, которое строила советская власть, опираясь на феминистический дискурс.

   В статье анализируется зрительское восприятие вышедшего весной 2020 года телесериала «Зулейха открывает глаза», снятого по роману Гузель Яхиной. Как и издание книги, экранизация вызвала острую полемику в Татарстане и среди татар, живущих за пределами республики, в которой проявились многие элементы этноидентичности, включая приемлемые границы и формы демонстрации «татарского» во внетатарской среде. В дискуссиях находило отражение и идеализированное представление о прошлом, моделью которого продолжает оставаться татарская деревня. «Бои за историю» в татарском дискурсе о романе и сериале стали скорее не полемикой об интерпретации конкретного события или периода, а стремлением сторон тотально монополизировать абстрактное «прошлое». На основании анализа публикаций о сериале в СМИ и соцсетях возможно проследить и механизмы избирательной памяти, когда в качестве аргументов оппоненты используют одни литературные источники или семейные нарративы и отвергают другие — противоречащие их картине мира.

   После российского завоевания Волго-Уральского региона в XVI веке местная мусульманская элита была практически уничтожена. В условиях отсутствия политически активной элиты исламские ученые стали фактором, объединяющим мусульманское население региона. В отличие от крестьян и сезонных кочевников, редко выходивших за пределы собственных деревень или торговых городов, ученые в поисках знаний много путешествовали. Во время своих путешествий они устанавливали прочные связи с другими студентами и учеными. Расселившись после окончания учебы по региону и занимая должности деревенских имамов, они поддерживали сложившиеся контакты благодаря родственным узам, переписке, суфийским братствам и богословским дискуссиям. Некоторые ученые также участвовали в более масштабных мусульманских ученых сетях, как правило, охватывавших территорию от Мавераннахра до Османской империи. Таким образом, исламские ученые стали социальным слоем, связующим между собой волго-уральских мусульман на уровне регионального мусульманского домена, одновременно интегрируя это региональное сообщество в трансрегиональный мусульманский домен.

   В статье рассматривается роль Одессы как ключевого транспортного узла в паломническом маршруте российских мусульман. Автор показывает, как на протяжении XIX – начала XX вв. формировалась инфраструктура хадж-индустрии в Одессе и какое влияние она оказывала на формирование одесской мусульманской общины. Особо отмечается, как сложившаяся в дореволюционный период паломническая инфраструктура Одессы использовалась в советское время для проведения хаджа 1927 г., оказав в целом благоприятное влияние на политику советской власти по отношению к советским паломникам.